Российские силы постепенно завершают освобождение Покровска, и в новостных лентах город мелькает все чаще. При этом для обывателя, далекого от сути вопроса, может показаться, что речь в новостях идет о двух разных городах – о каком-то Покровске и параллельно – о каком-то Красноармейске. Оно и понятно, ведь многие российские СМИ и участники дискурса, спикеры и политики применяют ту же стратегию, что было с Бахмутом, который превратился в Артемовск. Об этом мы писали ранее в статье «Бахмут или Артемовск? Что не так с названием города».
Нашим возражениям, связанным с постмодернистскими (проще говоря – бессмысленным) мотивами в переименовании никто не внял, и городу официально оставили советское название Артемовск, в котором нет ничего по существу русского. И теперь похожая история происходит с Покровском. Хотя, справедливости ради, нужно признать важное отличие. Если Бахмут был исконно русским топонимом, а Артемовск – продукт мысли Советов и их отстройки от русскости, то Покровск – название новое и корнями вглубь единой истории России не уходит. Но повод для волнения все равно остается прежним – что мы сами в России считаем русским, какие символы и знаки мы выбираем для выражения самоидентификации.
История названия города
Если Бахмут – русское название, и украинцы в 2016 году просто вернули городу исконное название, упразднив советское, то с Покровском история иная. Населенный пункт появился в 80-х годах XIX века при станции Гришино, когда там шло строительство Екатерининской железной дороги. По названию станции и именовали само поселение. В 1933 году, как пишет автор историко-топонимического словаря «Край Донецкий» Анатолий Бродяной, пункт получил статус поселка городского типа, а вместе с этим и новое название – Постышево, в честь советского партийного и государственного деятеля Павла Постышева. Однако в период репрессий Постышев попал в немилость, и в 1938 году в честь годовщины Красной Армии поселок переименовали сперва в Красноармейское, а в 1962 – в город Красноармейск.
После развала Советского Союза город находился в составе Украины сперва под советским названием. Но в 2016 году, когда Донбасс уже два года как заявил о своей независимости, киевские власти под эгидой декоммунизации провели череду переименований населенных пунктов. Именно тогда Артемовск стал обратно Бахмутом, а вот Красноармейску дали совершенно новое имя – Покровск, в честь церкви Покрова Пресвятой Богородицы и шахты «Покровской».
Власти ДНР не признали переименование, а в 2022 году глава республики Денис Пушилин подписал указ, которым вернул донецким городам и поселениям топонимы по состоянию на 11 мая 2014 года.
В этом смысле логика участников современного российского политического дискурса ясна: с какой это стати мы должны признавать решения киевский властей, касающиеся населенных пунктов ДНР, если в 2022 году мы признали республику независимой, а после референдумов – и вовсе включили в состав России. Получается, что официально название города не менялось, а потому Красноармейск просто остается Красноармейском. И в этом смысле Покровск – лишь выдумка киевского режима, не имеющего официального статуса для этой территории.
Игнорирование смысла
В этом контексте русскому человеку настаивать на названии Покровск можно, но градус претензий, конечно, сильно ниже, чем в случае с Бахмутом, а потому странно. Ведь по факту город сменил название случайно в череде политических событий по идеологическим причинам, которые преследовал Киев, и только в пространстве киевского дискурса. К нам отношение это имеет мало. Но все-таки сложно не заметить выбор советской символики в ущерб христианской. Да, можно сколько угодно говорить о том, что выбора по факту-то и не существует, мы просто сохраняем статус-кво. Однако внешне выбор делается. И все бы ничего, если бы он не был симптоматичен: Красная Армия побеждает Богородицу. Понятно, что никто в современной России не ведет активную сознательную борьбу с христианством (как это делали Советы). Скорее имеет место абсолютное безразличие к смыслу, что характерно для заразы постмодерна, которая проникла и в российский политический дискурс. Однако в данном случае, который не единичен, прохладность в отношении к символам и знакам может принести не такой и прохладный результат.
Ведь если мы не руководствуемся семантикой и не осмысляем глубинные значения, то значит мы действует из каких-то других убеждений, пусть они и стихийные. Логика тут простая: украинские неонацисты меняют название на собственное, мы от них отстраиваемся, а значит возвращаем прежнее название на официальном уровне и ставим в этом вопросе точку. Именно этот поворот мысли становится поводом для национальной гордости, мол, показали, кто тут хозяин, Киев не пройдет, а мы, как преемники СССР, возвращая город, демонстрируем свою власть и влияние. Но поводом для гордости такая стратегия может служить лишь в том случае, если мы изначально признаем за семантикой, символами и системами знаков отсутствие «калорийности», считаем их каким-то незначительным аспектом в общей системе знаков русской идентичности. Чтобы называть Красноармейск русским городом мы должны подписаться под тем, что символ Красной Армии либо не значит ничего вообще (то есть проигнорировать осознанное стремление Советов, в том числе руками Красной Армии, разрушить русскую культуру и навязать альтернативную – советскую), либо под тем, что советская аксиология и есть современная российская. Последнего, возможно, некоторые и хотели бы, но вот верховный главнокомандующий все же такие официальные цели не ставил и не озвучивал – вернуть советскую аксиологию. Но именно прохладность и безразличие в вопросах символики большинства, деятельности сообразно стихийным побуждениям и отстройки в стиле «украинское – значит не наше», приводит к тому, что меньшинство среди участников дискурса, которые откровенно жаждут красного реванша, получают подтверждение свой правоты, убеждаются в своем влиянии на путь современной России и продолжают навязывать собственные нарративы, которые большинство принимает в условиях безразличия к аксиологии и назло врагу.
А потом мы удивляемся, почему на банкнотах и эмблемах пропадают кресты. Так не бывает. Постмодернизм конечен, и безразличие к смыслу рано или поздно проиграет в битве с активной идеологией. А обнаружить себя в пространстве чуждых тебе знаков больно, но будет уже поздно. И когда принцип «исторической справедливости» распространяется лишь на выгодные локально ситуации, но в системе семантики игнорируется, то сам принцип превращается в постмодернистскую игру, дискредитирующую саму себя. И если возвращение Крыма – историческая справедливость в глобальном, то возвращение русских имен или их новое назначение – это историческая справедливость в частностях. Может все же нужно быть последовательнее?
Так какое название?
В завершение, отвечая на вопрос, поставленный в названии этой статьи, какое из двух названий города – Покровск или Красноармейск – является русским, нужно сказать, что строго – никакое. Однако если рассуждать по причастности к русской аксиологии, то нужно признать, что украинцы невольно придумали более русское название – Покровск. Ибо Покров Пресвятой Богородицы – знак русской культуры, а Красноармейск – знак советской, читай антироссийской, в каком-то смысле даже украинской, если не выкидывать из внимания тот факт, что нынешняя Украина появилась благодаря активным действиям Советов.